Книга Чудовище и чудовища  - Барбара Морриган

– Помнишь, я рассказывал тебе про свою новую… работу?

– О, Двенадцать, Такута! – громким шёпотом воскликнула Тэми, – ты всё-таки решился!

– Как видишь, – горько улыбнулся Такута.

– Надеюсь, ты с этим закончил?

– Не уверен, – Такута поморщился от жгучей жидкости, которой Тэми промокнула рану, – думаю, я только начал.

– Здесь открытый перелом, – заботливо проговорила Тэми, стараясь как можно деликатнее обрабатывать рану, – потерпи, нужно зашить.

– Я идиот, да? – процедил Такута, стараясь не вскрикивать от каждого прикосновения крючкообразной иглы к краям лопнувшей кожи.

– Бесспорно, – Тэми строго посмотрела ему в глаза, – не понимаю, почему ты хочешь продолжать? Разве ЭТОГО, – она приподняла руку Такуты, демонстрируя ему наполовину зашитую рану, – недостаточно? Неужели ты действительно разглядел там что-то дельное?

– Скажем так – я слишком сильно хочу увидеть продолжение.

– Ну вот и всё, – Тэми вырезала кусок перчатки между ладонью и последней фалангой и наложила на обработанную рану повязку с фиксатором, – завтра на перевязку. И, пожалуйста, без вмешательства Сэма!

– Спасибо, Тэми, – неловко улыбнулся Такута, – ещё раз прости, что разбудил.

– Да ничего, – улыбнулась она.

Такута растерянно посмотрел на Тэми, а затем сжал её руку в ладони, стараясь не двигать повреждённым пальцем. В такие моменты он чувствовал себя чудовищем от того, что испытывал совсем не свойственный для человека его возраста коктейль из эмоций. Он держал руку красивой женщины, только что заботливо потратившей на него медикаменты и время драгоценного сна, но не знал, что должен делать. Иногда он ощущал непреодолимое желание прикоснуться к живому человеку, обнять его, почувствовать тепло и близость, а с Тэми это желание усиливалось вдвойне. Но он так привык жить в мире постоянного самоосуждения, с мыслью о своей чуждости в нормальном обществе, что так и не находил в себе решимости сблизиться хоть с кем-то.

– Тебе нужно отдохнуть, – Тэми поднялась со стула и отвела взгляд. На улице уже светало, и Такуте показалось, что он только что упустил что-то очень важное. Он ненавидел себя за свою неловкость, неумение правильно выражать эмоции и полное отсутствие эмпатии. Когда дело доходило до общения с людьми, ему всегда казалось, что он делает не так абсолютно всё. На работе он был уверенным профессионалом, чётко знающим, что и как нужно делать в каждое мгновение. Таким он был и рядом с нерадивым Сэмом, лишь иногда выводящим его из себя своей непутёвостью. Но когда рядом появлялись люди, напоминающие ему о существовании мира, лежащего за дверями лаборатории, Такута чувствовал себя глупым ребёнком. Он просто не понимал, что должен говорить, как себя вести, а любая попытка казалась фальшивой и смехотворной. Он порой представлял лицо своей матери, тоскливо вздыхающей в дверном проёме, в очередной раз застав сына за заполнением историй болезней в пятничный вечер, когда город начинал гудеть и наконец просыпаться после трудовой недели.

Такута встал и, закрывая за собой дверь, негромко проговорил, чтобы не разбудить соседей:

– Я приду завтра на перевязку… Обязательно.

На улице уже рассвело, и вокруг стали появляться прохожие, суетливо спешащие по своим обычным делам. Они то и дело бросали косые взгляды на Такуту, заросшего уже почти недельной щетиной, измождённо пошатывающегося от бессонной ночи, потерянной крови и болевого шока. Он, словно призрак, плыл по утренней улице, с трудом осознавая действительность. В желудке тянуло от голода, а глаза будто были засыпаны песком и время от времени слипались. Наконец, впереди замелькали верхушки деревьев, и, спустясь по старой каменистой дороге, Такута вышел к своему дому, одиноко стоящему недалеко от южных ворот. Увы, утро не обещало быть спокойным, и прямо у дверей его ждал сюрприз – на земле сидел Сэм, держась за разбитую скулу и периодически пытаясь подняться на ноги, а рядом с ним возвышались два мощных гвардейца, пресекающие все его попытки тычками носком сапога в живот.

– Эй! – Такута мгновенно забыл про усталость и бросился к ним, – совсем охренели?

– Спокойно, тейна матэ, – отрапортовал один из них, выйдя чуть вперёд, – мальца вот вашего привели.

– Я вижу, – процедил Такута сквозь зубы, – и почему он на земле?

– Да вот, – гвардеец почесал в затылке, – решил развлечься с дружками, – он повернулся к Сэму, – ну что, урод, сам расскажешь или мне за тебя?!

Сэм по-волчьи посмотрел на гвардейца и уставился куда-то в землю.

– В общем, ваш пацан пытался ограбить аптекаря Ронго.

– Что? Это ещё зачем? – недоверчиво повёл бровью Такута.

– Этого уж я не знаю, – прищурился гвардеец, – но думаю, очевидно, что речь идёт о большой поставке обезболивающего, – он снова повернулся к Сэму и осуждающе прокричал, – МЕЖДУ ПРОЧИМ, ДЛЯ БОЛЬНЫХ ДЕТЕЙ!

Второй гвардеец снова пнул Сэма в бок, отчего тот повалился на землю в позе эмбриона.

– А ну не трогайте мальчишку, – прикрикнул на них Такута.

– Мы, может, и не тронем. Но на королевском суде отвечать придётся, – агрессивно отрезал гвардеец, – он пытался сорвать крупную сделку и украсть дорогие лекарственные препараты для… сами знаете, для каких целей, тейна матэ, – он звучно сплюнул на землю, скривив гримасу отвращения.

– Вот пусть суд и разбирается в таком случае, – тихо отчеканил Такута, – а пока я попрошу нас оставить.

Гвардейцы переглянулись и, отдав честь, зашагали прочь, вскоре скрывшись из виду. Такута присел на корточки рядом с Сэмом и помог ему подняться.

– Ничего не сломано?

– Вроде нет. Тейна Такута, я…

– Пошли в дом.

Такута усадил Сэма на кровать в его комнате, наворачивая по ней круги.

– Ну зачем, Сэм? – с надрывом воскликнул он, на секунду остановившись.

Сэм смотрел в пол и не отвечал. Такута мгновенно подлетел к письменному столу и с силой дёрнул на себя верхний ящик, отшвырнув его на пол и, запустив руку в нижний. Тейна матэ извлёк оттуда уже знакомую нам маленькую коробочку. В ней было практически пусто, и лишь пропитанные липкими жирными пятнами стенки напоминали о её содержимом.

– Твою мать, Сэм!

– Простите, тейна Такута, – выдавил из себя парень, – я не смог сдержать себя в руках.

Такута посмотрел на Сэма ледяным взглядом и глубоко вдохнул. Сердце бешено стучало в груди, отдаваясь в виски, голова шла кругом, а ноги подкашивались. Нервное напряжение не давало нормально соображать, а тяжёлая ночь добавляла неприятных ощущений, с которым почти невозможно было совладать.

– Я не знаю, сможет ли твой отец решить это. Впрочем, это не моя проблема. Мне нужно поспать. Приведи себя в порядок, жду тебя на смену завтра в шесть утра. У нас не так много времени, чтобы закончить.